Андрей с Владом также бурно принялись восхвалять композиторский дар Феди, чем вогнали его в краску.
     — Да ладно вам, прекратите...
     Тоня задержала на юноше весьма загадочный взгляд и тихо произнесла:
     — Ты знаешь, Федя, если бы кто-то написал такую песню, думая обо мне, я... не знаю... Наверное, по уши бы влюбилась. Это так классно.
     — Слушайте, хватит уже меня смущать! Давайте репетировать.
     Федя еще дома расписал партии. Ребята увлеченно принялись за разбор и к концу репетиции уже смогли что-то собрать воедино. Для Тони сегодня работы не было, но она не уходила, тихо сидела в углу и слушала.
     Денису пришлось уйти раньше: приехали родственники, и отвязаться от ужина не было никакой возможности. Продолжили без Кремлева. Федя легко справлялся за двоих, играя на синтезаторе партию гитары одновременно со своей.
     Ребята до того увлеклись новой песней, что расходиться совсем не хотелось. Закончили репетицию намного позже, чем обычно.
     — Федя... — Тоня, чем-то встревоженная, каким-то образом оказалась рядом.
     — Да?
     — Проводи меня, пожалуйста. Поздно уже, я боюсь одна идти...
     «Что ж тогда сидела тут до последнего?!» — с досадой подумалось Феде. Ему совершенно не хотелось провожать Тоню, но отказаться было неудобно.
     — Хорошо, пойдем...
     Тоня быстро улыбнулась.
     Некоторое время шли молча. Федя пытался скрыть раздражение. До Тониного дома идти далеко, времени около одиннадцати, а он еще за уроки не садился... Завтра, как назло, контрольная по алгебре.
     — Что грустишь? — нарушила тишину Тоня.
     — Я не грущу. Все нормально, — Литвинов натянуто улыбнулся.
     — Мне очень понравилась твоя песня.
     — Спасибо.
     Феде не хотелось говорить, и, честно говоря, молчание не сильно его угнетало. Тоня немного сникла, но через несколько минут снова попыталась завязать разговор:
     — Ты после девятого класса в училище пойдешь?
     — Нет.
     — Почему? Тебе же сам Бог велел музыкой заниматься.
     — Мне родители все равно не дадут. Мама, может, и не против была бы, ну, вернее, ее еще можно было бы уломать, а вот отчим... Он скорее меня убьет.
     — Почему?
     Федя горько усмехнулся:
     — Он считает, что эта специальность нищенская и абсолютно бесперспективная. Для него вообще из профессий существует только бизнес.
     Тоня внимательно посмотрела на Литвинова:
     — Ты его не любишь, да?
     — «Не любишь»... — по Фединой интонации Тоня поняла, что данной темы лучше не касаться. — Давай не будем об этом, ладно?
     — Конечно, — Тоня сконфуженно умолкла. Немного погодя, она задумчиво произнесла: — Федя...
     — А?
     — О ком ты написал эту песню?
     Федя почувствовал непреодолимую злость по отношению к девушке. Нашла что спросить.
     — Ни о ком, — быстро и, наверное, слишком раздраженно сказал он.
     Тоня прикусила губу: зря она задала этот вопрос. Она чуть ли не физически ощутила волну холодного отчуждения, прокатившуюся сейчас между ними. Расстроенно поправила шарфик.
     Федя даже не догадывался, что значил для Тони этот разговор. Слишком увлеченный музыкой, он не замечал, как (по меньшей мере последние полтора месяца их совместных репетиций) девушка все чаще останавливала на нем задумчивый взгляд, и в этом взгляде сквозили не просто дружеские чувства. Тоня давно уже не спала ночами, проливая слезы в подушку. Сегодня она сама решилась сделать первый шаг, а он... просто с нетерпением ждал, когда же они наконец дойдут до ее дома. И даже не видел и не понимал того, что испытывает она сейчас. Невольно выступили слезы.
     — Тонь, ты чего? — Федя растерялся.
     — Ничего... Все хорошо, — Тоня быстро вытерла предательскую каплю. — Просто в глаз что-то попало.
     Дошли. Литвинов несказанно обрадовался.
     — Спасибо, что проводил, — Тоня бросила на Федю горячий взгляд, но он даже не обратил на это внимания.
     — Не за что. Ну пока!
     — Пока.
     Тоня вошла в дом, медленно заперла дверь, прислонилась к стене. Долго сдерживаемые рыдания вырвались наружу.
     Федя же быстро добежал до остановки, заскочил в автобус и плюхнулся на сиденье. По дороге задумался. Странно: Тоня как будто хотела что-то ему сказать, но так и не сказала. Однако уже через минуту эта тема перестала его занимать, и он снова подумал о Рашевской. Именно о ней он написал эту песню. И лишь о ней думал, когда играл эту музыку.

     Федя открыл дверь ключом, тихо прошел через гостиную. Стараясь не шуметь, осторожно стал подниматься по лестнице в темноте. Свет включить побоялся: приход домой в первом часу ночи Олег вряд ли мог одобрить.
     Подросток уже почти добрался до верха, как вдруг внезапно щелкнул выключатель. Глаза заслезились от яркого света. Где-то глубоко внутри словно натянулась струна, готовая порваться в любой момент. В коридоре стоял отчим:
     — Ты думал, я не замечу, во сколько ты придешь?!
     — Мы репетирова... — Федя прервался на полуслове, осознав, что говорить эту фразу явно не стоило.
     — Значит, это была последняя твоя «репетиция»! Будет мне тут еще ночами шляться!
     Вышла Наташа, сонная, в халате и мягких тапочках:
     — Олег, не надо... — она спустилась к Феде. — Где ты был? Ты знаешь, сколько времени?
     — Мам, мы репетировали. Я постараюсь больше не задерживаться.
     — Я же говорил, ни к чему хорошему это все не приведет! — снова встрял Олег. — Ты еще не поняла, что пора уже с этим заканчивать?
     — Знаешь, Федя... Если ты так вот будешь домой возвращаться, то мне придется согласиться с Олегом. Ты уроки, кстати, сделал?
     — Да, — глазом не моргнув, соврал Федя.
     — Ну ладно, иди спать.
     Федя быстро проскользнул в свою комнату. Пронесло.
     Подросток переоделся, умылся и сел за алгебру. Если завтра контрольную завалит, Олег точно запретит ему появляться в гараже. А этого допустить никак нельзя. Просидев за уроками до половины четвертого, Федя с чугунной головой лег спать, мысленно ругая Тоню последними словами. Ведь надо же столько времени было отнять! И именно сегодня.