— Тогда можно мы с другом к вам за столик подсядем? — парень попался упорный. — Нет!!! Просто мы... мы уже уходим... Извини, я... меня тошнит! — Ну ладно, извини, — парень, расстроенный, отошел. — Пошли отсюда!!! — яростно прошипел Федя Яну в ухо. Тот кивнул, весь красный от смеха. Поднялись из-за столика. Литвинов подвернул ногу и растянулся на полу. Ладно еще, что за громкой музыкой и общим весельем мало кто это заметил. Стали пробираться к выходу. Федя заметно хромал. Пройдя полдороги, вспомнил: — Сумочка!!! Ян! За суматохой они забыли сумочку на стуле. — Стой здесь, я сейчас! — Ян быстро начал пробираться обратно. Зазвучал еще один медленный танец. Федя стоял, смотрел на танцующих, и тут его словно кипятком ошпарило: Рашевская танцевала с Бочковым. Тот нежно прижимал ее к себе, руки гладили ее спину, опускаясь все ниже... Наклонился, что-то ей шепчет, тихонько целует ухо... Щека касается ее щеки... Боже, какая пытка! Разве стоила эта дурацкая запись такой цены?! — Федя, все нормально, пошли, — Ян вернулся, крепко сжимая сумочку. Литвинов не шелохнулся. — Эй, ты меня слышишь? — Шабуров пихнул его в бок. — Что? А, да, пойдем... Ян проследил взглядом в направлении, от которого не мог оторваться Федя: — Понятно. Ну и что теперь? — Идем. Молча вышли. Федя, в ярости, снял туфли, пошел босиком. — Да успокойся ты! Ты же сам видел, как ее эта история задела, — попытался разрядить обстановку Ян. — Она просто сейчас до конца роль играет. По нашей же просьбе. — Вот именно. Помолчи, Ян, и так уже...
Закрывшись с головой одеялом, терзаясь бешеной ревностью, Федя не мог уснуть до утра. Как же он ненавидел сейчас Бочкова! Несмотря на то что Рашевская раньше тоже встречалась с Костей, почему-то именно сегодняшний вечер совершенно вывел Федю из себя. У него перед глазами стояла картина: она так близко, так... С этим придурком! С этим дебилом, идиотом!!! Желание набить Костику морду росло с каждой секундой. Литвинов едва сдерживался, чтобы не побежать в соседнюю комнату, куда тот уже, наверное, вернулся. Или... не вернулся?!! Еще... О Боже!!! Воображение рисовало немыслимые картины. Ярко, как в кино, представлялось: Бочков нежно обнимал Рашевскую и страстно целовал ее в губы... Внутри у Литвинова все сгорало в адском пламени. Он вскочил с кровати, быстрым шагом дошел до душа, сунул голову под холодную воду. Вернулся. Не вытираясь, бухнулся на кровать. Ян немного приподнялся: — Федька, прекрати ты уже мучиться! Спи давай. — Сам спи. Отстань от меня, — огрызнулся Литвинов. Шабуров обиженно повернулся к стене. Федя пробормотал: — Ян, извини. Просто мне, правда, очень плохо. Ян не придумал, что сказать в ответ, промолчал. Федя заснул уже под утро, и в течение всего остатка этой трудной ночи ему снился один и тот же сон. Бочков танцует с Рашевской, обнимает ее, целует... Федю отделяет от парочки чрезвычайно прочное, плотное стекло. Юноша, в ярости, пытается его разбить всем, что попадает под руку. Результат — нулевой: ни одной царапины, ни одной трещины... Федя хочет найти дверь, выход... но его нет. Нигде. Стекло бесконечно. Бочков прижимает Ирину еще ближе. Не-е-е-ет!!! Федя бьет стекло кулаками, разбивает в кровь руки, но ничего не меняется... Юноша просыпается... Тяжелые веки снова опускаются, и все начинается сначала...
В восемь утра зазвенел будильник. Федя его даже не услышал. Ян растолкал друга: — Вставай! Сегодня же на лыжах идем! Нельзя опаздывать. Федя сел на кровати, с трудом возвращаясь в реальность. Голова гудела, как сломанный генератор, глаза еле открывались. Литвинов попробовал встать, но в затылок отдало такой болью... Юноша плюхнулся обратно на кровать, инстинктивно сжав голову обеими руками. — Ян, я не пойду. Скажи, что заболел... Ой, блин! — в голову снова отдало. — Ну... Наври там что-нибудь... — Как хочешь. Хотя тебе сейчас свежий воздух как раз не помешал бы. Сегодня погода вообще классная. Литвинов прислонился лбом к стене. Ему так захотелось сейчас туда, в лес, на лыжах... Продышаться и забыть о вчерашнем кошмаре. — Ладно... Я в душ, короче... Федя шатаясь дошел до душевой. Прохладная вода немного привела его в чувство. Выпив за завтраком три кружки крепкого кофе, Литвинов пришел в себя. Натянул лыжный костюм. Настроение не улучшилось, но состояние по крайней мере приблизилось к норме.
Лыжная база находилась сразу за территорией лагеря. Инвентарь выдали быстро, и стайка веселых, шумных ребят гуськом проследовала в лес. На первой же поляне инструктор собрал всех, пересчитал: — Итак. Слушаем меня внимательно, я повторять не буду. Идем строго друг за другом, только по центральной лыжне. Никуда в сторону не отклоняться. Те, кто отстанут — ориентируются по табличкам с указателем «семь километров», которые есть на всех развилках и указывают номер нашей лыжни. «Семь километров!» Все запомнили? Пронесся вялый утвердительный гул. — С лыжни в сторону никто не сворачивает! База большая, потеряетесь — искать вас могут долго, а сейчас все-таки зима и холодно. Имейте в виду: кто свернет с лыжни в сторону — на родителей будет наложен крупный штраф. Ну что, вперед!