Олег действительно был мужчиной очень высоким и крупным, крепкого атлетического сложения. Федя ростом даже близко не доходил ему до плеча. Рядом с Олегом он смотрелся совсем мальчишкой. Они настолько разные... Юноша немного приподнялся на локтях, взглянул на свои руки — типичные руки пианиста, аристократичные, чуткие, с длинными, подвижными пальцами. Вспомнил руки Олега — сильные и крепкие... Снова гнев всколыхнулся языками пламени. Как можно вообще так относиться к человеку?! Хотя... Надо сказать, на этот раз конфликт не без причины. Но не так же все решать! И вообще, какое право он имел забирать Ключ?! За подобными размышлениями время пролетело незаметно. В комнату снова вошла мама. — Ну все, отмучился, — Наташа осторожно, кусок за куском, принялась снимать марлю. Послышался звонок в дверь. Федя встрепенулся. — Это Ян, наверное, — подросток быстро вскочил с кровати и направился к шкафу. — Ты куда? — недовольно спросила Наташа, поднимая с пола куски марли. — Хоть бы снять дал до конца! — Ой, извини, — Федя только сейчас заметил, что уронил компрессы. — Я рубашку надену. Подожди, я сейчас подниму. — Да ладно, — Наташа уже и так все собрала. Она мягко улыбнулась сыну и вышла. Подросток выхватил из шкафа первую попавшуюся рубашку, надел, морщась от боли. Еще не хватало, чтоб Ян это видел. Через минуту в комнату вошел Шабуров. Присвистнул, взглянув на Федю: — Ни фига себе! Чем это он тебя? — Неважно, — Федя поморщился. Он уже видел себя в зеркале: лицо рассекали две широкие ярко-красные полосы. Ян все понял и тактично возмутился: — Не, ну Олег реально идиот! Что у вас случилось-то? Вопрос застал Федю врасплох. Рассказать Яну про Ключ? Особенно про то, где он его взял? Как же он раньше об этом не подумал! — Да... Давай потом расскажу. Не хочу сейчас. И так все бесит, — выкрутился он. — Ну ладно... — Ян не стал докапываться. — Я вчера игру новую купил. Попробуем? — Давай. Включили ноутбук, сели. Ян удобно расположился, откинувшись на спинку кресла. Федя с завистью посмотрел на него, сел, наклонившись вперед, опустив локти на колени. Однако вскоре игра настолько увлекла его, что он позабыл обо всех своих неприятностях.
Литвинов три дня провалялся в постели. Ему до чертиков надоело лежать на животе, а повернуться даже на бок было больно. Наташа не разговаривала с мужем. Спать уходила в комнату для гостей. Олег ходил мрачнее тучи. Он каждый день пытался поговорить с женой, но Наташа ничего не хотела слушать. Произошедшее виделось ей чем-то из ряда вон выходящим, чудовищным, ужасным, и простить супруга она не могла. Олег все дольше засиживался в столовой и пил виски. Очередным вечером Наташа вошла в комнату и... остановилась на пороге, широко раскрыв глаза. Вся комната была заставлена вазами с пышными букетами роз. Белые, розовые, алые... невозможно много, штук сто пятьдесят. В воздухе разливалось чарующее благоухание. Посреди комнаты стоял Олег. Он медленно подошел к супруге и тихо сказал: — Я не уйду, пока ты не простишь. Я тебе клянусь, никогда больше пальцем его не трону. Наташа невольно улыбнулась, но тут же попыталась скрыть улыбку: — Я не прошу тебя его любить. Но можно же просто относиться по-человечески. — Я боюсь этого возраста, Наташ. Ты ведь знаешь Рому. Его сыну было пятнадцать, когда он умер от передозировки. И после того случая, помнишь, я не могу Федьке доверять полностью. — Олег взял Наташу за руку, супруги сели на диван. — А тогда я спросонья подумал сначала — воры залезли. Потом когда увидел, что это он... Еще и ключ этот... У Ромы ведь также начиналось. У него сын красть начал, вещи из дома стали пропадать. Он до последнего не верил. Все пытался сына оправдать в своих глазах. — Неужели ты не видишь, что Федя не такой? — Ты мать и воспринимаешь его по-другому. Ты все видишь сквозь розовые очки. — Нет. Нет, Олег, ты не прав. — Я очень надеюсь, что не прав, — Олег перевел дыхание. — Но в данной ситуации, я считаю, просто необходимо было поговорить с ним по-мужски. — Это ты называешь «по-мужски»?! — вспыхнула Наташа. — То есть ты считаешь эту ситуацию нормальной? — Я не считаю ситуацию нормальной. Но тебе не приходило в голову, что для него этот предмет мог быть очень важен? И он просто не видел другой возможности его вернуть? А ты сам считаешь нормальным то, как ты с ним поступил? И вообще, знай: мне ты сделал также больно, как и ему. — Ну Наташенька... — Олег, понимая, что так разговор снова зайдет в тупик, ласково заглянул жене в глаза, — ну прости... Хочешь, я для тебя с лестницы упаду? Мне тогда тоже будет больно. Наташа не выдержала и рассмеялась: Олег сейчас был похож на огромного льва, который подлизывается к хозяйке, как котенок. — Мне еще только этого не хватало, — уже миролюбиво сказала она. — И вообще... Я вроде ничего у него не отломил, повреждения поверхностные... — Давай без черного юмора, — прервала мужа Наташа. — Ладно. Давай серьезно. На самом деле, что ты делаешь из него девчонку? Эта твоя «музыкальная школа» непонятно в кого его превращает. Что за занятие для парня? И волосы ему обстричь надо. — Олег... — Что «Олег»? Машинкой подстричь, один сантиметр оставить — и прекрасная стрижка! Хоть на парня будет похож. — Перестань, — Наташа улыбнулась. — Зачем ты равняешь его под себя? Он совершенно другой. Давай позволим ему просто быть собой. — Ради тебя я готов даже на это. Не успела Наташа ответить, как Олег ее обнял, нежно и страстно поцеловал. Примирение свершилось.