Федя снова поцеловал Рашевскую и действительно почувствовал, как жар отхлынул назад. Ирина пришла в себя, открыла глаза. Юноша обнял ее, прижал к себе и с удивлением обнаружил, что от них с Иришей исходит мягкий свет, отгоняющий огонь. Без лишних слов ребята поняли: это адское пламя боится любви — у них появилось оружие против огня.
     — Обними ее, и идите так. Я сам пойду, — заявил Ян.
     — Помолчи, — прервал его Литвинов. — Теперь моя очередь.
     — Федь, мне не настолько плохо, правда. И мне будет намного легче, если я... не буду чувствовать себя... как чикен барбекю...
     — Шабуров... не обсуждается. И вообще, одно другому не мешает. Подожди, давай только вот так перехватим...
     Федя поудобнее перехватил на своем плече руку Яна, другой рукой нежно обнял Рашевскую, и они медленно двинулись вперед. Ян едва передвигал ноги, хоть и старался держаться изо всех сил.
     Идти стало намного легче: пламя отступало перед мягким струящимся светом. Ирина изобрела лучший способ уничтожать огонь: нежно обнимала Федю, тихонько целуя его плечо, шею, и... пламя исчезало напрочь в радиусе метров двух вокруг них, будто кто-то тушил его водой. Однако с каждым шагом становилось страшнее. Ребята старались не смотреть по сторонам, прикрывали глаза, но все равно не могли не видеть, как в кроваво-оранжевых языках пламени корчились в невыносимых муках изуродованные, искалеченные тела. Или души?
     — Слушай, Федь, — голос Яна прерывался от боли, — ты... сегодня гороскоп... не смотрел? А то день такой выдался... особо удачный...
     Федя невесело усмехнулся. Шабуров, бесспорно, был прав. Казалось, этот кошмар никогда не закончится.
     Внезапно раздался оглушительный смех. Этот смех показался Феде очень знакомым, будто он его уже где-то слышал, и не раз. Ребята, в страхе, остановились: прямо перед ними взвился в небо огромный столп пламени и превратился в чудовищную огненную фигуру.
     — Вот мы и встретились, Федя, — голос громыхал, отдаваясь зловещим эхом. — Как тебе здесь, в Аду? Не желаешь ли остаться?
     Снова раздался низкий жуткий смех, от которого у ребят мурашки пошли по коже.
     — Как ни странно, — продолжил дьявол, — у тебя еще есть выбор. Мне нужен Ключ. Если ты мне его сейчас отдашь, я покажу вам выход отсюда. Если же нет — вы все, все трое, останетесь здесь навсегда гореть в этом пламени, гореть и не сгорать до конца... и так остро, так мучительно проживать каждую грань бесконечной боли...
     Федя почувствовал, как Ирина прижалась к нему, и он внезапно понял!
     — Ян, ты сейчас просто держись... за плечо... только не отпускай... — быстро прошептал он Шабурову и тут же до наглости дерзко ответил огненной фигуре: — Ты ничего не сможешь нам сделать! Ты бессилен против света!
     Федя отпустил руку Яна, порывисто обнял Рашевскую и поцеловал ее с такой страстью, что она, растерявшись от нахлынувших эмоций, ответила тем же. Литвинов прижал к себе девушку так... как никогда еще не решался. Рука смело скользнула под блузку, переходя все границы дозволенного. Но что позволила себе Рашевская!.. Ослепительная вспышка света погасила огонь метров на десять вокруг. Сияющий свет, исходящий от влюбленных, образовал плотный непроницаемый купол. Ян в ужасе наблюдал, как огненная фигура в исступлении билась о световой щит, превращаясь то в громадного змея, то в дракона, то еще в какое-то существо. Однако купол стал слишком прочным и все усилия Саммаэля были напрасны. Федя же с Ириной поняли, насколько совершенно и приятно их оружие, и теперь без остатка выплескивали из души все, что испытывали друг к другу, осознавая: чем выше накал их страсти, тем в большей безопасности они находятся. От каждого прикосновения словно ток проходил по всему телу, Федя совсем потерял голову... Страх умер. Время исчезло. Федя внезапно ощутил, как его ноги отрываются от земли и он куда-то летит. Он лишь крепче обнял Ирину, продолжая страстный поцелуй. Ян рядом боялся пошевелиться, только бы не прервать это чудо. А произошло следующее: купол вокруг влюбленных разрастался, становился крепче, прочнее и в какой-то момент превратился в сияющий столб света, по которому все трое полетели вверх, оставляя внизу Саммаэля с его бешеной, бессильной яростью. Поцелуй продолжался бесконечно долго. Влюбленные уже почувствовали под ногами твердую землю, но не могли оторваться друг от друга: слишком яркими и сильными были только что пережитые эмоции.
     Ребята снова стояли в коридоре горы Лимэн.
     — Федя! Федя!
     Федя, поглощенный страстью, не слышал Яна. Тот тряхнул его за плечо:
     — Литвинов, имей совесть! У тебя брюки еще не порвались?
     Федя вспыхнул:
     — Ян, ты вообще думай, что говоришь!!!
     Ирина отвернулась, чтобы скрыть невольную улыбку.
     — Да ладно... — Ян понял, что, как всегда, ляпнул лишнее, — ну... извините... Просто, может, не будем дожидаться этих... помеси шавки, паука и крокодила? Давайте уже дальше! И побыстрее.
     Ян, безусловно, был прав. Федя достал шар, стрелка указывала прямо по коридору.
     — Бежим!
     — Смелое предположение... — Ян едва стоял на ногах. — Не, все нормально. Я продержусь...
     — Давай руку, — Федя подставил Яну плечо, и они, как могли быстро, двинулись вперед по темному, мрачному коридору, углубляясь внутрь горы.
     Федя каждую минуту смотрел на стрелку, надеясь, что она наконец укажет на одну из дверей. Но стрелка упорно показывала прямо. Сзади послышался уже знакомый шум: множество когтей, скребущих скалу.
     — Федя, ты слышишь?!! — на лице Ирины отобразился неподдельный ужас. — Может, зайдем в дверь? В любую...
     Федя выхватил меч, оглянулся. Конец коридора уже полностью был заполнен гледами. Они стремительно приближались, словно черная волна, готовая захлестнуть подростков... Понимая, что иного выхода нет, ребята вбежали в ближайшую дверь, резко захлопнули ее за собой, повернулись, и... Здесь не было коридора. Все вокруг заливал плотный и яркий свет, сквозь который ничего невозможно было рассмотреть. Ребята не поняли, что произошло, но спустя мгновение они стояли все порознь, метрах в десяти друг от друга. Федя кинулся к Ирише. Он бежал со всех ног, но она лишь отдалялась... Свет вдруг стал слишком ярким, интенсивным. Он ослеплял, становился чуть ли не физически ощутимым. Подросток инстинктивно закрыл лицо руками, зажмурился...