Открыв глаза, он замер, меч выпал из руки. Юноша этого даже не заметил. Он стоял посреди своей комнаты. Нет, не комнаты в доме Олега. Это была комната, где он жил с мамой и папой, когда был совсем маленьким. Старенькие занавески на окнах, шкаф, которого он боялся, который казался таким огромным и страшным, телевизор «Чайка» с рожками антенны, кроватка, его маленькая кроватка... запах родного дома, запах детства... Так тихо и хорошо! Из-за голубых занавесок в комнату пробиваются теплые лучи солнца, делая ее светлой, радостной и уютной. Слышится пение птиц, детский смех за окном. И этот воздух, который он уже давно забыл, ни с чем не сравнимый воздух родного дома... А вот и он сам, кудрявый четырехлетний малыш... Смеется, теребит в руках игрушку... У Феди сердце сжалось в комок: это же Львенок! Его любимый Львенок, которому он, совсем еще маленький, рассказывал все свои секреты, обиды и переживания, которого укладывал спать к себе в кроватку и прижимал к груди, когда ночью было страшно. Он не расставался с этой игрушкой, и как-то раз Львенок даже в больнице лежал вместе с ним. Это был его самый лучший и преданный друг. И ведь все как всегда: дети вырастают и даже не вспоминают о том, что они раньше любили. Так и Львенок, забытый и брошенный, долго лежал на антресолях, а потом куда-то потерялся при переезде.
     Вошла мама, такая молодая и счастливая... Перед глазами у Феди встало ее осунувшееся, постаревшее, заплаканное лицо... После смерти Олега в ее потухшем взгляде, казалось, навсегда поселилось тихое, безнадежное отчаяние. Юноша больше не мог сдерживать слезы. Малыш подбежал к маме, обнял ее, она взяла его на руки, расцеловала... Федя давился рыданиями, вспомнив, как он тогда чувствовал, что ощущал. Безбрежное, безмятежное счастье. Такая защищенность, полная уверенность в том, что мама и папа все могут, все знают, всегда о нем позаботятся. И так будет вечно, и по-другому быть не может. Мир казался бесконечно правильным и счастливым... А вот и папа... взял малыша на руки, подкинул вверх... Федя вспомнил эту ничем не омраченную, безудержную радость, бьющую через край, и чувство абсолютной, полной безопасности. Казалось, если что-то нехорошее и случается на Земле, то это происходит где-то там, с другими людьми. Как будто они, другие, живут за некой огромной стеной, а его ничего плохое никогда не коснется.
     Федя сел на пол. Настолько чистыми и светлыми были воспоминания, и так ужасна была действительность, что этот колоссальный контраст будто вынул душу, вывернул ее наизнанку, тисками сжал измученное сердце. Слезы без остановки лились из глаз — столь сильно было переживание. Юноше так захотелось прижаться к папе, чтобы тот решил все его проблемы, защитил, спас от ужаса, который его окружал. Так захотелось, чтобы мама взяла на руки, пожалела, приласкала... Просто быть маленьким, ничего не решать, ни о чем не думать... Как вихрь, промчались воспоминания: жуткий дом из первого испытания, смерть Олега, видения будущего после катастрофы, камера пыток у скробов, пламя Ада... И сейчас нужно встать, идти дальше, прочь от спокойствия и счастья, опять в неизвестность, в темноту...
     Кто-то сел рядом, положил руку ему на плечо. Феде не нужно было поворачивать голову, чтобы понять, что это Ян. Литвинов рукавом вытер слезы, размазав по лицу грязь вперемешку с потом и кровью. Долго сидели молча.
     — Пойдем?
     Федя кивнул, мучительно собирая душу по частям. Заставил себя встать, поднял меч, машинально сунул его в ножны. Помог встать Яну.
     Парни медленно приблизились к двери, к ним присоединилась Ириша. Ее лицо... светилось тихим счастьем, словно она узнала какую-то очень важную и очень приятную тайну. Не говоря ни слова, все как по команде остановились, не в силах открыть дверь и снова окунуться в этот кошмар.
     — Ян, что ты там видел? — наконец решился спросить Федя.
     — Себя. В детстве.
     Федя еще не слышал в голосе друга подобной надломленной интонации.
     — Я тоже.
     — Зачем было это показывать?!! — сорвался Ян. — И без того уже...
     — Что вы видели? — удивленно спросила Ирина.
     — Ну... Свою комнату, когда мне было года четыре, маму, папу... Себя маленького... — Федя говорил неохотно, с трудом выдавливая из себя слова.
     После недолгих сомнений Ириша все-таки произнесла:
     — Федя, ты знаешь, я... Я наоборот... Я видела себя в будущем... Вернее, ощущала. У меня на руках был ребенок, маленький, совсем крошечный... Я так любила его... это... настолько... — Ириша не могла подобрать нужные слова, на глазах выступили слезы. — И еще...
     Ирина умолкла, не решаясь сказать самое главное.
     — Что «еще»? — переспросил Федя.
     — Нет, ничего.
     — Ирин, говори уже, раз начала...
     Девушка смущенно молчала. Ян, как всегда, беспардонно, пришел на помощь:
     — Ирин, я все понял. Федя был рядом, и это был ваш ребенок. Угадал?
     По тому, как Рашевская покраснела, сдерживая улыбку, оба поняли, что Шабуров прав. Федя не удержался и широко улыбнулся:
     — А-а-а... это... это точно был я?
     — Ну... ты был старше... чем сейчас... — Ириша спрятала лицо на Фединой груди.
     Ян разрядил обстановку:
     — Короче, можно сделать вывод, что вы по крайней мере останетесь живы. А про меня, блин, никакой информации! Ириш, там мои дети случайно не бегали?
     Надо было идти дальше. С тяжелым вздохом Федя достал меч, Ян побледнел.
     — Видимо, придется сейчас перебегать из одной двери в другую... Давайте попытаемся идти рядом со стеной, а я буду прикрывать вас, — Федя понимал, что так они могут искать нужную дверь до бесконечности. Но по коридору все равно невозможно было пройти. — Идем?
     — Идем...
     Федя резко открыл дверь, с порога кинулся на гледов. Однако гледы вели себя очень странно. Они не нападали, все, как по команде, съежились, вжались в пол, заскулили, оглядываясь по сторонам. Ребята растерянно переглянулись. Гледы, в панике, сталкиваясь друг с другом, быстро помчались по коридору, и через пару минут ни одного отвратительного создания рядом не осталось.