В среду не было третьего урока: физичка заболела. Погода стояла великолепная — солнечная, безветренная... Федя с Яном убежали на набережную. Лед с реки еще не сошел, но солнце припекало уже совсем по-весеннему. Снег, сливаясь с горячими лучами в предсмертном экстазе, слепил глаза. Казалось, весной воздух стал совершенно другим, словно какой-то волшебник вплеснул в него неведомое вещество, некий гормон счастья.
     Ребята долго просидели на скамейке, любуясь солнечными бликами на льду и болтая ни о чем. Время пролетело незаметно. Ян взглянул на часы и громко выругался: на биологию уже катастрофически опоздали. Друзья вскочили со скамейки, понеслись в школу со всех ног. Подбежав к дороге, они не успели на зеленый сигнал светофора: машины помчались потоком — пришлось ждать. Федя согнулся, задыхаясь. В боку сильно кололо. И тут он вскрикнул от неожиданности: чьи-то цепкие пальцы крепко схватили его за руку. Юноша дернулся, резко обернулся. Рядом с ним стояла старая цыганка. Пронзительные черные глаза застыли на ее уставшем лице, изборожденном глубокими морщинами. В них читался страх и нечто противоестественное, потустороннее, можно даже сказать, ненормальное.
     — Пустите! — Федя растерялся.
     — Подожди, — проскрипела цыганка. — Я скажу, и пойдешь дальше.
     — Мне не надо ничего говорить, у меня денег нет! — невольно вырвалось. Мама однажды рассказывала Феде, как цыгане обманывают прохожих на улице, один раз она даже сама вот так попалась.
     — Мне не нужны твои деньги, мальчик, не обманывай зря старую женщину.
     Литвинов густо покраснел. Деньги у него, естественно, были. Ян удивленно наблюдал за происходящим, пока еще не встревая.
     Феде стало не по себе. Эта старуха была какая-то особенная. В ней будто дышала древняя сила, притягивая и одновременно пугая своей необычностью. Костлявая темная рука, покрытая браслетами, продолжала крепко держать рукав Фединой куртки.
     — Ты тот, кто должен выбрать, — сказала цыганка. — На этом пути, Федя, тебя ждут жестокие испытания. Но заклинаю тебя, сделай правильный выбор. Судьба моего народа полностью будет зависеть от этого выбора.
     — Откуда вы знаете, как меня зовут? — Литвинов смотрел на старуху удивленно и испуганно.
     Цыганка не ответила. Она долго сверлила юношу глазами, а потом произнесла:
     — Когда свет померкнет, помни: свет всегда живет внутри тебя.
     Старуха развернулась, отпустив Федину руку, и быстро пошла прочь. Федя с Яном переглянулись. Когда через миг они посмотрели в направлении, куда ушла старуха, улица была уже пуста.
     — Что за хрень... — Литвинов ощущал себя крайне некомфортно.
     — Да ладно, не грузись, сумасшедшая какая-то.
     — Я не понял, что она хотела этим сказать?
     — Может, ты президентом станешь? Что-то там про выборы было...
     — Да каким, на фиг, президентом?! Она говорила про какой-то мой выбор!
     — Да забудь ты! Пошли быстрее, биология уже началась!
     Как раз снова загорелся зеленый, и друзья побежали в школу.

     Через несколько дней Федя уже и не помнил об этом эпизоде. Солнце становилось все более ласковым. Таял снег, звенела капель, пели птицы... Учиться весной — какой идиот придумал подобную пытку? А ведь совсем не за горами конец учебного года, экзамены, а долгов и пересдач — выше крыши.
     На очередной перемене Ян с Федей сидели на подоконнике и в спешке просматривали учебники, готовясь к контрольной по анатомии. Рашевская сидела недалеко на скамейке в окружении стайки девушек. К ней подошел Бочков.
     — Ириш, пошли в кино после уроков.
     — Извини, Костик, не могу. У меня другие планы.
     — Ну а завтра?
     — Завтра — видно будет.
     — Ириш, я так до завтра не доживу. Ты хочешь моей смерти?
     — Не болтай ерунду, Бочков. Я подумаю.
     — О’кей, ловлю тебя на слове.
     Слыша весь разговор, Федя задыхался от бешенства. Он тупо смотрел в учебник, делая вид, что читает, но все его мысли были поглощены ненавистью и ревностью.
     Костя же, продолжая рисоваться перед Рашевской, подошел к Литвинову.
     — О-о-о, ботаник умеет читать книжки... — картинно дернул учебник в Фединых руках. — Анатомия!
     — Отвяжись, Бочков. А то у меня возникает желание на тебе попрактиковаться.
     — Попрактиковаться в каком смысле? Разделов в анатомии много... М-да. Если это то, о чем я подумал — будет действительно страшно.
Ребята, стоявшие вокруг, покатились от хохота.
     — Ты сейчас свою мечту что ли изложил? — парировал Литвинов. — По Фрейду — так получается.
     Хохот вокруг усилился. Бочков, не придумав, что сказать в ответ, грубо сдернул Федю с подоконника, но ударить не успел. Хоть Федя и не любил занятия единоборствами, в жизни они не раз уже ему пригождались. Через секунду Бочков отлетел к противоположной стене и с громким треском упал прямо в дверь, которая открылась настежь и тут же прихлопнула Костю по голове. Пунцовый от злости, Бочков вскочил, бросился к Феде, но тут из класса, куда он влетел, вышла завуч.
     — Что здесь происходит?! Кто это сделал?
     В коридоре стало как-то очень тихо.
     — Я спрашиваю, кто это сделал?! — повторила завуч тоном тюремного надзирателя.
     — Ну я, и что? — нехотя отозвался Литвинов.
     — К директору. Оба.
     — Ян, возьми мою сумку, — злой как черт, Федя направился за завучем. Бочков поплелся следом.