— Да? — Ирина крайне удивленно взглянула на Федю, будто впервые заметила его реальное существование. — Ничего себе... Тоня, мы в одном классе учимся.
     — Серьезно? — Тоню явно не обрадовала эта новость.
     — А ты, значит, солистка? Тоня? — вмешался в разговор Ян.
     — Да.   
     — Очень приятно, — тон Шабурова был наполовину шутливым — наполовину галантным, — весьма наслышан. Я Ян! — последние слова юноша произнес с подчеркнуто немецким акцентом. Все расхохотались.
     — Мне тоже очень приятно, — сквозь смех пробормотала Тоня.
     — Госпожа Рашевская, позвольте спросить, — Ян продолжал в том же духе, — а откуда же вы знаете эту очаровательную даму?
     — Ян, прекрати кривляться, а? Мы с Тоней с пяти лет друг друга знаем, это моя самая близкая подруга. У нас родители дружат. Они даже всей семьей в Париж к нам приезжали, когда мы там жили.
     — М-да, — резюмировал Шабуров, — мир тесен.
     — Согласна. Ладно, ребята, мы пойдем, второе отделение скоро начнется.
     — Да, конечно, — растерянно и куда-то в сторону произнес Ян. Его посетила гениальная идея.

     После концерта Шабуров взахлеб убеждал Федю:
     — Ты только пойми, какой шанс! Все же складывается лучше некуда! Ты ведь Тоню теперь каждый день видишь. Поговори с ней и все.
     — Ян, ты не понимаешь.
     — Это ты не понимаешь! Она Рашевскую сразу убедит!
     — Я уже сто раз говорил, что не хочу Ирину в это впутывать. Мне противно!
     — Ну тогда забудь вообще об этой затее. Другого варианта нет и не будет. Ты никак больше не докажешь. Никак.
     — Ну и не надо ничего доказывать.
     — Ты пойми, они ведь с Бочковым встречаются. А если все получится и она узнает о нем такое, думаешь, ей это понравится? И она по-прежнему будет хорошо к нему относиться? Это шанс для тебя: и показать ей, кто есть Бочков на самом деле, и себя в ее глазах реабилитировать.
     Федя задумался. Ян, бесспорно, был прав.
     — Хорошо, — произнес наконец Литвинов, — я поговорю с Тоней.
     — Надо же, дошло... — удовлетворенно улыбнулся Ян. — Ты только не проговорись сразу, что знаешь про Рашевскую. Ну, что она в лагерь поедет. Здесь как-то по-умному надо все сказать.
     — Да понял я, не совсем же идиот.
     — Кто тебя знает...
     — Да иди ты, Ян!
     — Ладно, все, молчу.

     Федя подошел к Тоне после репетиции:
     — Тонь, мы можем поговорить?
     — Конечно, — Тоня как-то слишком радостно улыбнулась.
     — Тут дело такое, деликатное... — Федя перевел дыхание. — Ты случайно не знаешь, поедет ли Рашевская в зимний языковой лагерь?
     — Знаю. Поедет, — Тоня помрачнела. — И я тоже поеду.
     — Супер. В общем, смотри, я все по порядку тебе расскажу.
     Ребята присели на диван. Кремлев, бросая на них тревожные взгляды, задержался, якобы копаясь с аппаратурой.
     — Еще весной у нас была очень неприятная история... Короче, мне в сумку подбросили пакет с наркотиками, в тот же день позвонили в милицию и сказали, что в восьмых классах кто-то наркотиками торгует. В классе у нас провели обыск, у меня в сумке пакет нашли... — голос Феди осекся, тема разговора вызывала у него отвращение.
     Тоня внимательно слушала, пока совершенно не понимая, к чему Федя все это ей рассказывает.
     — Эта история мне тогда сильно подпортила жизнь, — уже более решительно проговорил Литвинов, — и продолжает портить. Дома мне до сих пор не верят. В общем, я не то что догадываюсь, я уверен на сто процентов, кто мне пакет подкинул. А сейчас есть реальная возможность это доказать, и... ты можешь мне помочь?
     — Каким образом?
     — Я знаю, это сделал Бочков. Мы в одном классе учимся. Он давно уже влюблен в Рашевскую... — Федя выдохнул. — Короче, смотри. Если Ирина в лагере пойдет вместе с ним, предположим, на какой-нибудь концерт и как-то выведет его на эту тему, он, может, ей все и расскажет. А мы бы на диктофон записали. Это, вообще, Ян придумал... Похоже, другого шанса доказать правду у меня не будет.
     Тоня немного помолчала, переваривая услышанное.
     — Ирина рассказывала мне про Бочкова, — произнесла она наконец. — Его Костя зовут, да?
     — Да.
     — Странно. Она хорошо о нем отзывалась. Я, кстати, помню, Ирина рассказывала мне эту историю, с наркотиками, давно уже, — Тоня увлеклась воспоминаниями. — Слушай, а ты что, серьезно тогда в тюрьме сидел?
     — Один день. Вечером меня отчим забрал. Под залог.
     — Отчим? Получается, Литвинов тебе не родной отец?
     — Нет. Мне десять лет было, когда они с мамой поженились.
     — Слушай, а как тебе вообще тогда оправдаться удалось? За это ведь реально посадить могли.
     — Олег помог. Давай не будем вдаваться в подробности, ладно? — Феде невыносимо было об этом говорить.
     — Да, конечно, — тактично свернула тему девушка.
     Зависла неловкая пауза.
     — А как вы на диктофон запишете? — спросила Тоня. — Ирина ведь сама не сможет... Если она вообще согласится. Как ты себе это представляешь?
     — Мы переоденемся так, что Бочков нас не узнает. И будем где-нибудь поблизости.
     — Не знаю. Надо все обдумать как следует... В любом случае я с вами. Я поговорю с Ириной. Кстати, почему ты меня об этом просишь? Не проще ли сразу Рашевскую попросить?
     — Да мы так и хотели. Просто увидели вас вместе и... Понимаешь, в школе Ирину одну застать практически нереально. И Бочков там все время рядом.
     — Ясно. Ладно, можешь на меня рассчитывать.
     — Спасибо, Тонь.
     — Пока не за что.
     Ребята встали с дивана, Литвинов помог Тоне надеть шубку.
     — Тоня! — подошел Кремлев. — Я... можно тебя провожу?
     Тоня улыбнулась:
     — Можно.