Наконец Кредулус опустил его на вершину горы. Похоже, кошмар подходил к завершению. Федя сел, растер почти вывихнутое плечо. Запястье посинело. — Вот в-вы мне с-скажите, какого черта... — едва смог он произнести посиневшими губами. От холода у него зуб на зуб не попадал. — В этом была суть последнего испытания. Честно говоря, я не думал, что ты решишься. Но ты все понял правильно. — Ни хрена я не понял! Я п-просто вас спасал! — А вот это, Федя, самое ценное. Ты знаешь, мост вообще не должен был порваться. Создается ощущение, будто они надеялись, что я тебя не поймаю. Все как в жизни: взлететь трудно, а вот падать... это процесс очень быстрый. Когда ты над пропастью, неважно, что становится твоими крыльями. Главное, чтобы они нашлись. — А так и было... з-задумано? Ну, что вы меня сюда... поднимете... — Нет. Но мне плевать. Конечно, неизвестно еще, чем для меня теперь закончится это отступление от программы... Ну да ладно, — Кредулус махнул рукой, немного помолчал и продолжил: — Сами-то вон чего наворотили. Что ж, вот и все, Федя. Твои мучения закончились. Я не умею красиво говорить, скажу одно: ты молодец. Да, кстати, мне надо тебе передать... Кредулус порылся в кармане и протянул Феде небольшой хрустальный шар. Внутри шара вяло плавала по центру острая черно-красная стрелка. — Что это? — Литвинов взял шар, едва разогнув замерзшие пальцы. — Все узнаешь в свое время. И еще, чуть не забыл: следующий тур последний, поэтому Ключ, Сосуд и этот шар необходимо будет взять с собой. Запомни обязательно! И будь осторожен: многое изменилось. Я не понимаю причины, но, думаю, это очень серьезно. Твоя жизнь сейчас в большой опасности, и, возможно, так будет не только в Игре. Прощай, Федя. И пусть сохранит тебя Господь! Кредулус хлопнул в ладоши, закружил знакомый вихрь, и Федя упал на пол в своей комнате.
Федя поднялся на ноги, увидел свое отражение в зеркале напротив. Одежда снова стала сухая, чистая, грязь и ссадины исчезли с лица, и лишь взгляд изменился, наверное, уже навсегда. Литвинов, шатаясь, дошел до кровати, не глядя, сунул шар в прикроватную тумбочку: идти до шкафа не было сил. Медленно снял кроссовки, прямо в одежде лег на кровать, завернулся в теплый и мягкий плед. Его до сих пор трясло то ли от холода, то ли от сильнейшего стресса. Ужасно захотелось выпить горячего чая, но спускаться в столовую... Федя долго сидел не шевелясь и смотрел в одну точку. В какой-то момент он наконец услышал, как рядом на тумбочке надрывается мобильник. Юноша медленно взял трубку. Ян... — Да, Ян, привет... — Але, ты чё трубку не берешь? — Не слышал. — Ты спишь что ли? — Нет... — Голос у тебя какой-то странный. — Ян, ты извини, я устал очень. Давай завтра поговорим. — С чего это ты вдруг устал? Федя усмехнулся. Рассказать? Нет, нереально. Так и придется все это всегда держать в себе. Сказал первое, что пришло в голову: — Да... тренировка тяжелая была. — Ну, тренировка так тренировка, — Шабуров, похоже, обиделся. — Ян, ты... — Да все нормально. Ну давай, пока. — Пока. Федя вспомнил, что еще не садился за уроки. Завтра зачет по английскому. Но тут же он понял, насколько ему все равно. Физическая усталость была слишком сильной, и он просто не мог пошевелиться. Федя обнял подушку, закрыл глаза в надежде уснуть, но это оказалось не так легко. Дрожь не проходила, хотя он давно уже согрелся. О каком сбое в Игре говорил гном? В первых четырех турах тоже были и опасности, и страх, но здесь... Или его действительно решили убить? Но кто? Зачем? Мучаясь неразрешимыми вопросами, Федя уснул уже глубокой ночью и до самого утра ему снились кошмары. Несколько раз он просыпался с криком и засыпал снова, как в бреду. Вот он подползает к источнику, изнывая от жажды, в прозрачной воде ему видится обожженное лицо мертвой девушки... вода превращается в огонь, и он горит в этом огне... просыпается... тяжелые уставшие веки снова слипаются... Он падает в пропасть... дна нет, пропасть не заканчивается... Его догоняет охотник, пронзает его тело металлическим штырем... снова Федя с криком садится на постели... снова засыпает... Появляется Кредулус, что-то говорит. Внезапно лицо гнома меняется до неузнаваемости, будто он недавно вышел из могилы, полусгнившие руки тянутся к Феде, начинают его душить... Только когда рассвело, юноша наконец уснул тяжелым сном без снов. Примерно через час зазвонил будильник. Он надрывался долго, нудно, но напрасно: Литвинов его даже не слышал. Наташа, не увидев сына за завтраком, пошла его будить. — Федя! Федя, вставай, опоздаешь! — Наташа потрясла подростка за плечо. Тот, вскрикнув, проснулся, резко сел на кровати. — Ты что, в одежде спал? Федя не ответил. Реальность медленно приобретала очертания, восстанавливаясь из вязкого тумана забытья. Все тело ныло, голова раскалывалась от дикой боли, лицо горело, как обожженное. Наташа с тревогой посмотрела на сына, потрогала его лоб и ахнула: — О Господи, да ты же весь горишь... Она быстро принесла градусник. Температура оказалась выше сорока... Срочно вызвали врача. Осмотрев подростка, врач покачал головой, вышел в коридор вместе с Наташей. — Он простудился? — встревоженно спросила Наташа. — Нет, нет... У него сильнейший стресс, я бы даже сказал, шоковое состояние. — Но... Вроде все было нормально... — Наташа растерялась.