Прошло два дня. Федя торопился в музыкалку, решил срезать дорогу, пошел через гаражи. От лицея до музыкальной школы расстояние было небольшим, и он всегда ходил туда пешком. Завернул за угол, и... пришлось остановиться.
     — Ну, что, Литвинов, ты мне денежки принес? — Бочков, явно довольный собой, упивался предвкушением приятного эпизода.
     Федя быстро огляделся вокруг. Надо же так лохануться! Зачем он пошел этой дорогой?! Тут даже отступать некуда... Пятеро. При всем желании не справиться.
     — Я тебе, Бочков, все уже ясно сказал, — Федя пытался говорить как можно более уверенно и нагло, и ему неплохо это удавалось. — Или до тебя с первого раза плохо доходит?
     — Это ты меня плохо понял, придурок! Не хочешь платить — извиняйся! Вставай на колени и проси прощения! Сделаешь — не тронем.
     — Ты чё-то путаешь, Бочков. Ничего, я понимаю, дефекты в психике... — Федя побледнел, губы задрожали от гнева, но ему еще удавалось сохранить внешнюю невозмутимость. — Это тебе нужно передо мной извиняться. Давай, я слушаю.
     Литвинов ловко увернулся от удара, сбил с ног Бочкова и еще кого-то, однако последующая борьба длилась недолго. Вскоре двое держали Федю, скрутив ему руки за спиной, остальные злобно его избивали. Юноша отчаянно сопротивлялся, но силы были слишком неравны. В конце концов противникам удалось повалить его на колени.
     — Ну что, хватит или еще хочешь? Проси прощения, Пианист, — Костик пнул в мокрый сугроб валявшуюся рядом Федину сумку. — Ну!
     Федя плюнул ему в лицо, прекрасно понимая, что жест идиотский, но никакой другой гадости Бочкову сейчас он сделать не мог. И чуть не потерял сознание от последовавшего удара.
     Раздался резкий скрип тормозов. Федя услышал, как невдалеке за его спиной громко захлопнулась дверца автомобиля, и, по всей видимости, вышедший из машины человек теперь быстро бежал по направлению к гаражам:
     — Эй, там! Я вам щас все мозги вышибу, уроды!.. А ну стойте!
     «Какой-то знакомый голос», — подумал Литвинов, проехавшись лицом по обледеневшему асфальту. Его сильно пнули в спину, и вся компания дружно скрылась, убегая со всех ног.
     — Эй, ты жив? — кто-то осторожно тронул за плечо.
     Федя с трудом приподнялся на локте, повернул голову. Только не это... Лучше б его убили. Олег Павлович, поморщившись, оглядел подростка:
     — М-да... Видок у тебя... Все цело? Может, в больницу?
     — Нет. Все нормально, — собрав всю оставшуюся силу воли, Федя поспешно поднялся на ноги. Олег ему помог.
     — Голова не кружится?
     Федя отрицательно помотал головой, изо всех сил стараясь стоять прямо. На самом деле ему конкретно было нехорошо.
     — Пойдем, отвезу тебя домой, — Олег поднял валявшуюся неподалеку Федину шапку, отряхнул, протянул подростку.
     — Не надо, я сам дойду. Спасибо, — Федя с трудом надел шапку: правая рука плохо поднималась.
     — Давай довезу до дома, не дойдешь ведь!
     — Дойду. Я в порядке.
     Олег Павлович с большим сомнением посмотрел на юношу, но настаивать не стал.
     — Что им нужно?
     — Ничего.
     — Ну, не хочешь — не говори, — довольный собой, Олег был в хорошем расположении духа. — Иди домой, умойся.
     Олег сел в машину, уехал. Федя стоял в растерянности. С одной стороны, он был благодарен отчиму, но в душе поднималась такая волна стыда, что именно этот человек увидел его в подобном положении... Человек, которого он боялся и ненавидел всем сердцем, но чье мнение все же для юноши было определяющим.
     Задыхаясь от ярости, Федя вытащил из сугроба сумку, отряхнул, поплелся домой. Его шатало. Острая боль пульсировала где-то слева, под ребрами. Правое колено при каждом шаге ныло невыносимо. Подросток присел на скамейку, откинулся на спинку, прикрыл глаза. Когда немного пришел в себя, вспомнил, что уже безнадежно опоздал на урок, теперь прогулять придется. Надо хоть педагогу позвонить... Сунул руку в карман полупальто и тут же отдернул, сильно порезав обо что-то палец. Литвинов слизал кровь, сплюнул, нашел в другом кармане платок, обернул вокруг ранки. Уже крайне осторожно залез в карман, тихонечко достал мобильник... Вот черт! Экран разбит вдребезги, наверное, уже не отремонтировать. Крайне неприлично громко выругавшись, Федя поднял голову и через секунду готов был сквозь землю провалиться. Влажные карие глаза с длинными ресницами смотрели на него удивленно и презрительно. Ирина, та самая новенькая, прошла мимо, не сказав ни слова.