Элэйми ненадолго умолкла, давая юноше время осмыслить сказанное, и вдруг спросила:
     — Помнишь, тебе снился сон? Зал, две двери, белая и черная?
     — Да... — Федя вздрогнул. — Откуда вы знаете?
     — Это и есть основание программы: Зал выбора, — продолжила Эл, так и не ответив на вопрос. — Двери — неиссякаемые источники Света и Тьмы, Врата выбора.
     — Но... как мне могло это сниться?! Я же там не был!
     — Был. В своем будущем.   
     Федя выдохнул. Засосало под ложечкой...
     — Если открыть светлые Врата, откроется источник Света, темные — источник Тьмы. Открытый источник выпускает на Землю настолько мощные силы, что это порождает ряд глобальных событий: мир либо наполняется светом, либо на долгие годы погружается во мрак. Так можно сокрушить любую тьму и спасти мир от гибели, но неправильный выбор способен все погубить, — Эл откинулась на спинку кресла и спустя пару минут продолжила: — Как я уже говорила, Свет и Тьма могут войти в мир только через человеческую душу и сердце, поэтому открыть источник может только человек, никому из высших сущностей это не доступно.
     — То есть, вы хотите сказать, что любой человек может это сделать? Ну, открыть эти Врата?
     — Нет. Ты не представляешь, какие силы высвобождаются, когда распахиваются Врата, и что проходит сквозь сердце того, кто осмелится их открыть. Сделать это могут только люди, способные пропустить через себя огромное количество энергии, люди с открытым сердцем, о которых я тебе говорила. Слабый человек там просто погибнет, а Врата не раскроются. Доступ в Зал дает Прорицатель, он видит тех, кто способен открыть Врата, и называет имена избранных. Но избранник должен войти в Зал по доброй воле, это должно быть его собственное решение.
     — Тогда получается, что все решает Прорицатель! Ведь если он действительно «прорицатель», то он заранее знает, что произойдет.
     — Прорицатель не решает ничего. Будущее существует во множестве вариантов. Прорицатель лишь видит все возможные версии развития событий. И, поверь мне, в разных вариантах любой человек может выбрать как Свет, так и Тьму.
     Элэйми расхохоталась, увидев образ Прорицателя, сложившийся в Федином представлении.
     — Это не старичок с бородой и тем более не такой жуткий. Хотя... иногда он может принять и такой облик. Прорицатель — это нейтральная программа, вселенская база данных, не принадлежащая ни Добру, ни Злу. Итак, дальше. Любая защищенная программа, как ты знаешь, при открытии запросит пароль, а к любой двери нужен ключ. Врата выбора можно открыть только одним Ключом — артефактом, скрепляющим Соглашение.
     — А где взять этот Ключ?
     — Ты ближе к нему, чем думаешь.
     Федя побоялся уточнять.
     — По сути, человек, который найдет Ключ и сможет войти в Зал, берет на себя духовный выбор за все человечество, — подытожила Эл.
     — За все человечество... — Федя задумался. — Вы знаете... это... на это похоже... — как-то не получалось сформулировать мысль, но Элэйми все поняла.
     — Иисус сделал нечто другое, намного большее. Я попытаюсь тебе объяснить как можно проще. Одно и то же происходит на всех уровнях: в душе отдельного человека, в Зале выбора, в тонких мирах — суть везде одинакова. Душа всегда стремится к Свету, к дому, в котором она родилась. Но, накопив в себе тьму, к Свету душа может вернуться только очистившись: через жертву, страдание, боль. Иисус взял эту боль на себя, боль каждого человека, тем самым открыв людям другой путь к Свету, через любовь и раскаяние. Он открыл источник Света в сердце каждого, кто верит в него и принимает его жертву.
     — Но ведь вы говорили, только человек может... а Иисус...
     — Для этого ему пришлось родиться человеком.
     Молчали долго. Наконец Федя решился озвучить вопрос, вертевшийся в голове:
     — Зал выбора, Врата выбора... Почему «выбор»? Разве любой нормальный человек, если он не совсем псих, может открыть темные Врата? Надо быть полным придурком, чтобы это сделать! В чем выбор? Что тут можно выбирать?
     — Ты не понимаешь суть выбора, Федя. В данном случае открыть Врата не означает подойти к ним и открыть физически. К Вратам ты даже на шаг приблизиться не сможешь. Ты узнаешь, как они открываются, но позже, не сегодня. И не пытайся сейчас все осмыслить. К тому же, я лишь придаю сути внешнюю оболочку, которая будет тебе понятна, не более того. Как это есть на самом деле — человеку осознать не дано.
     — Почему?
     — Ты сможешь подробно объяснить глухому, что такое музыка?
     Литвинов смутился, опустил глаза.
     Эл кинула на юношу быстрый пристальный взгляд. Федю вдруг накрыло золотистое облачко, и он оказался... в полуразрушенном городе.
     — Я хочу, чтобы ты взглянул... — прозвучал в ушах голос Эл. — Это один из вариантов будущего, Федя. Это действительно произойдет, если сейчас откроются темные Врата. Смотри.
     Федя огляделся вокруг, и ему стало плохо. Разрушенные дома, обугленные стены, черные глазницы пустых окон, везде мусор, грязь... Холод пробирал до костей, повсюду лежал снег, но снег... черный. Люди едва передвигались по темным улицам. Казалось, будто произошел атомный взрыв. Все кругом было смертельно отравленным, закопченным, воздух пропитан гарью и ядами. Федя медленно пошел вперед, но с замиранием сердца остановился. Это же... его дом! Вернее, то, что от него осталось: половина дома разрушена, забор превратился в кучу искореженного металла. Рядом, прямо на улице, бился в агонии какой-то человек. Федя отвернулся. Быстро зашел в дом. Мама?!! Наташа, окровавленная, покрытая страшными язвами, лежала на остатках кровати. Она еще дышала, но было понятно: она скоро умрет. Глаза закатывались, страшные хриплые стоны вырывались из груди, в уголках рта скопилась желтоватая пена...
     — Не-е-ет!!!!! — Федя зажмурил глаза. Когда он их открыл, то, кажется, уже стоял в доме Яна, в его комнате...
     Федя вгляделся в лицо друга, сидевшего напротив на куче тряпья. Ян, повзрослевший, уже молодой мужчина, выглядел старше лет на пять, но... у него не было обеих ног; на правой руке не хватало кисти, вместо нее болтался безжизненный обрубок. Феде стало дурно. Худой и изможденный, Шабуров оставшейся рукой держал кусок заплесневелого хлеба и жадно его глотал.